Узники неба - Страница 19

Фаустафф рассмеялся, пораженный комичностью аффектации Стеффломеиса.

— Значит, вы влюблены в смерть?

Стеффломеис, казалось, воспринял вопрос как порицание.

— А вы, профессор, влюблены в жизнь. Жизнь, которая так несовершенна, груба, бесформенна! Отдайте мне ошеломляющую простоту смерти — над этим!

— У вас, кажется, что-то вроде юношеского отвращения к бессмыслице быта, — сказал Фаустафф наполовину себе самому. — Вы могли бы постараться не так натягивать удила — ослабьте их, по возможности.

Стеффломеис нахмурился, его самоуверенность исчезла, тем паче, что Фаустафф, напротив, успокоился, и в превосходном расположении духа обдумывал сказанное Стеффломеисом.

— Я думаю, вы дурак, профессор Фаустафф, вы — шут. Я отнюдь не юноша, поверьте. С высоты моего жизненного опыта ваш собственный сравним с жизнью поденки. Наивны вы, а не я.

— Итак, жизнь не доставляет вам никакого удовольствия?

— Я наслаждаюсь, лишь изучая упадок вселенной. Она умирает, профессор. Я живу достаточно долго, чтобы видеть — она умирает.

— Если это правда, при чем тут я или вы? — задумчиво спросил Фаустафф. — Возможно, все когда-нибудь умрет, но это не должно мешать нам наслаждаться жизнью, пока в ней есть чем наслаждаться.

— Но это же не цель! — вскричал, вскочив, Стеффломеис. — Не цель! Это все не имеет значения. Посмотрите на себя, как вы тратите время, сражаясь и проигрывая битвы при защите той или иной маленькой планетки — надолго ли? Зачем вы это делаете?

— Потому что это представляется стоящим делом. Или вы не чувствуете симпатии к людям, уничтожаемым при разрушении планеты? Стыдно не предоставить им шанс прожить столько, сколько возможно.

— Но на что им тратить свои глупые жизни? Они тупы, подвержены пьянству, мелочны, узки — жизнь не доставляет им подлинного наслаждения. Большинство из них даже не ценит искусства — лучшего из того, что они произвели. Они уже мертвы. Неужели вы не догадываетесь?

— Согласен, их удовольствия несколько ограничены. Но они доставляют им наслаждение, во всяком случае, большинству, — возразил Фаустафф. — И они довольствуются своей жизнью. Ведь не только радости жизни делают ее стоящей, знаете ли.

— Вы говорите, как один из них. Их развлечения вульгарны, их мысли глупы. Они не стоят того, чтобы тратить на них время. Вы — блестящий человек. Ваш разум устремлен к постижению таких вещей, которых они никогда не поймут. Даже их несчастья жалки и ограничены. Дайте симуляциям умереть, профессор, и пусть их обитатели умрут вместе с ними!

Фаустафф покачал головой с задумчивым удовольствием.

— Я не могу последовать вашему примеру, герр Стеффломеис.

— Вы надеетесь на их благодарность за эту вашу дурацкую приверженность?

— Конечно, нет. Они не понимают, что происходит — большинство из них. Возможно, я несколько заношусь, став, как вы говорите, препятствием на этом пути. Но я во многих отношениях вовсе не мыслитель, герр Стеффломеис. — Он рассмеялся. — Вероятно, вы правы — я, возможно, в некотором роде шут.

Стеффломеис, казалось, овладел собой, как если бы признание Фаустаффа вернуло ему самоуверенность.

— Ну, хорошо, — шутливо сказал он. — Вы согласны оставить планеты на смерть, как должно?

— О, я думаю, что буду продолжать делать, что смогу. Если только не умру здесь с голоду или не свалюсь с горы. Это предположение хоть и мало вероятно, но гипотетически возможно, когда вы оцените мои обстоятельства, верно? — он усмехнулся.

Фаустаффу показалось неуместным, что именно этот момент Стеффломеис выбрал для того, чтобы вытащить из кармана револьвер.

— Сознаюсь, вы представляете для меня загадку, — сказал Стеффломеис, — и я бы предпочел подольше понаблюдать, как вы дурачитесь. Но, поскольку настал подходящий момент, а мне надоело тянуть с выполнением приказа, думаю, я убью вас сейчас.

Фаустафф кивнул.

— Возможно, это лучше чем голодная смерть, — допустил он, прикидывая, есть ли шанс запустить чем-нибудь существенным в Стеффломеиса.

Лагерь Кардинала Орелли

Неуклюжим, словно раз и навсегда заученным движением, Стеффломеис направил револьвер в голову Фаустаффа, в то время как профессор силился придумать, что бы получше предпринять. Он мог бы броситься на Стеффломеиса, или, наоборот, отскочить в сторону, рискуя свалиться с горного уступа. Пожалуй, лучше броситься…

Вероятно, он бы не преуспел, если бы Стеффломеис не отвернулся в то мгновение, когда он ринулся вперед, по возможности подобравшись, чтобы его массивное тело не попало на линию огня. Отвлек же Стеффломеиса раздавшийся над ним шум мотора.

Фаустафф одним ударом выбил револьвер у Стеффломеиса, и тот выстрелил с грохотом, эхом разнесшимся среди скал. Затем он ударил Стеффломеиса в живот, и бородатый упал.

Фаустафф подобрал оружие и прицелился в Стеффломеиса. Стеффломеис скривился и застонал от боли. Очевидно, он ожидал, что Фаустафф убьет его, и странное выражение появилось в его глазах — какой-то глубокий, сосредоточенный страх.

Коптер снижался. Фаустафф слышал его шум у себя за спиной и гадал, кто же его пилот. Рев мотора становился все громче и громче, пока совсем не оглушил его. Одежду его трепал ветер, поднятый винтами. Он начал бочком обходить Стеффломеиса, прикрывая его, и смог теперь увидеть тех, кто сидел в коптере.

Их было двое. Один из них, с привычной бесконечно жестокой улыбкой, был одетый в красное Кардинал Орелли, его лазерная винтовка была направлена прямо в живот Фаустаффу. Второй — не столь живописный пилот в коричневом комбинезоне и шлеме.