Обстоятельства и ваша собственная целостность дали вам возможность делать то, что вы сделали. Каков будет результат, я не могу и подумать. Кажется, ваша внутренняя жизнь и ваше внешнее воплощение нераздельны. Как если бы вы играли роль, чье влияние простирается дальше экспериментов хозяев и непосредственно влияет на них. Не думаю, чтоб они намеревались создать личность вроде вас.
— Теперь вы скажете мне, кто такие эти «хозяева»? — тихо спросил Фаустафф.
— Не могу, — сказала она. — Я повинуюсь им, а меня обязали сообщать о них как можно меньше. Стеффломеис рассказал слишком много, и тем самым, помимо прочего, способствовал созданию этой ситуации. Возможно, нам следовало бы устранить вас физически. У нас был ряд возможностей, но мы оба были любопытны и чересчур промедлили с этим делом. Мы оба, на свой лад, были очарованы вами. И, как видите, допустили то, что ваша личность подчинила нас себе.
— Мы должны что-то делать, — мягко сказал Фаустафф.
— Согласна. Для начала давайте вернемся в дом и все обсудим.
— А как насчет всех остальных?
— Мы не сможем сделать для них много — они слишком растеряны, но через некоторое время с ними все будет в порядке.
За киностудией виднелся небольшой грузовик, в котором, несомненно, Стеффломеис привез своих сторонников. Рядом стоял автомобиль Фаустаффа. Внутри обнаженная девушка дергала двери и молотила в окно. Завидев их, она опустила оконное стекло.
— Какого черта здесь творится? — спросила она с резким бруклинским акцентом. — Это киднаппинг или что-то еще? Где я?
Фаустафф отпер дверь и выпустил ее.
— Иисусе! — воскликнула она. — Это что — нудистский лагерь? Мне нужна одежда.
Фаустафф указал на главные ворота киностудии.
— Там вы можете что-нибудь найти.
Она взглянула на вывеску «Эй-Ди-Кэй».
— Вы снимаете кино? Или это одна из тех голливудских вечеринок, о которых я слышала?
Фаустафф усмехнулся: — С такой фигурой вы просто обязаны сниматься в кино. Идите и увидите, что вас тут же заприметят.
Она фыркнула и зашагала к воротам.
Гордон Огг и Нэнси поместились на задних сиденьях, а Мэгги Уайт уселась рядом с Фаустаффом, после чего он развернул машину и поехал по направлению к нижней части Л. А. Везде бродили люди, многие из них все еще в своих ритуальных одеждах. Они выглядели озадаченными и несколько изумленными. Они спорили и разговаривали между собой. Казалось, они не слишком озабочены, и никто не испытывал страха. Автомобилей на дороге попадалось мало, и порой группы людей махали ему, когда он проезжал мимо, но он в ответ лишь отмахивался с усмешкой.
Все теперь казалось ему смешным. Он понимал, что обрел прежнее присутствие духа, и удивлялся, где и как мог утратить свое чувство юмора. Проезжая знакомые места, Фаустафф заметил, что Свалка Времени исчезла, так же, как и прежние анахронизмы. Все выглядело совершенно нормальным.
Он спросил об этом Мэгги Уайт.
— Такие вещи уничтожаются автоматически, — отвечала она. — Если они не соответствуют модели, симуляция не сможет плавно работать, пока все не будет рационализировано. Предактивационный период избавляет от подобных явлений. Поскольку он был прерван, возможно, некоторые анахронизмы будут продолжать существовать. Я не знаю. Раньше ничего подобного не случалось. Кроме того, есть еще кое-что. Аппарат не может быть полностью испытан, пока не продемонстрирует все, для чего он был спроектирован. Это другая функция предактивационного процесса.
Дом, в котором они были перенесены с З-3 на З-Ноль, оставался на месте, так же, как и различимый за ним собор.
У Фаустаффа появилось одно соображение. Он высадил остальных возле дома и подъехал к собору. Еще до того, как он открыл дверь, он услышал крики, эхом разносившиеся по зданию.
Это был Орелли, по-прежнему прибитый к кресту. Но теперь он был далек от спокойствия. Лицо его дергалось от боли.
— Фаустафф! — прохрипел он, когда профессор приблизился. — Что со мной случилось? Что я здесь делаю?
Фаустафф нашел канделябр, с помощью которого, вероятно, можно было вытащить гвозди.
— Это будет больно, Орелли, — сказал он.
— Снимите меня! Больнее быть не может!
Фаустафф принялся вытаскивать гвозди из тела Орелли. Подхватил его на руки и уложил на алтарь. Тот стонал от боли.
— Я отвезу вас обратно в дом, — сказал Фаустафф, поднимая экс-кардинала. — Возможно, там найдется какая-нибудь одежда.
Когда Фаустафф нес его к машине, Орелли плакал. Фаустафф чувствовал, что слезы у него вызывает не боль, а память о сне, от которого он только что пробудился.
Отъехав от собора, Фаустафф решил, что лучше направиться в ближайшую больницу. Несомненно, там имеются антибиотики и перевязочный материал.
Через четверть часа он нашел больницу. Прошел через пустой холл к аптечному складу. В большом медицинском шкафу нашел все необходимое и принялся пользовать Орелли.
К тому времени, когда он закончил, экс-кардинал уснул после введенного ему седатива. Фаустафф перенес его в постель и укрыл одеялом. Через некоторое время с Орелли будет все в порядке, решил он. Вернувшись к дому, он припарковал машину и вошел внутрь. Мэгги Уайт, Гордон Огг и Нэнси сидели в гостиной, попивали кофе и ели сэндвичи.
Сцена выглядела настолько нереальной, что казалась неуместной. Фаустафф рассказал им, что сделал с Орелли, и тоже сел перекусить и выпить кофе.
Когда они поели и Фаустафф зажег сигарету для себя и для Нэнси, Мэгги Уайт, казалось, приняла решение.